– Что ты сидишь? Только меня срамишь… Возьмем старое гнездо, и делу конец. А со скворцами я еще рассчитаюсь…
Но племянники, устроившись в гнезде, не хотели его отдавать ни за что. Подняли крик, шум и в заключение вытолкнули старого дядюшку. Это было похуже скворцов: свои же, родные в шею гонят, а уж он ли, кажется, не старался для них. Вот и делай добро кому-нибудь… Воробьиху прибил ни за что, гнездо потерял, а сам на крыше остался с семейством: как раз налетит ястреб и разорвет в клочки. Пригорюнился старый Воробей, присел на конек крыши отдохнуть и тяжело вздохнул. Эх, тяжело жить на свете серьезной птице!
– Как же мы теперь жить будем? – жалобно повторяла Воробьиха. – У всех есть свои гнезда… Скоро детей будут выводить, а мы так, видно, на крыше и останемся.
– Погоди, старуха, устроимся.
А главная обида была еще впереди. Выбежал на двор маленький Сережка, захлопал ручонками от радости, что прилетели скворцы, и не мог на них налюбоваться. Отец тоже любовался и говорил:
– Посмотри, какие они красивые: точно шелковые. А как заливаются-поют!.. Веселенькая птичка…
– А где же воробей, тятя, который жил в скворечнике? Да вон на крыше сидит… У, как смешно нахохлился!..
– Да он всегда какой-то встрепанный… Что, брат, не любишь? – обратился отец к Воробью и весело засмеялся. – Ну, вперед наука: не забирайся куда не следует. Не для тебя скворечник строили.
Даже куры и те смеялись теперь над несчастным старым Воробьем. Вот до чего дожил старик… Он даже заплакал с горя, а потом пришел в себя и ободрился.
– Над чем вы смеетесь? – гордо спросил он всех. – Ну, над чем?.. Сделал ошибку, это правда, а все-таки я умнее вас… А главное-то: я вольная птица. Да… И живу, чем Бог послал, а кланяться в люди не пойду. Куда бы вы все делись, если бы хозяин вас не кормил и не поил? И ты, Волчок, издох бы с голода, и ты, глупая птица Петух, – тоже, и лошадь, и корова; а я сам прокормлю свою голову. Да… Вот я какой!.. И теперь поправлю свою беду, дайте срок… А те зернышки, которые я собираю иногда на дворе около вас, тоже заработаны мною. Кто ловит мошек? Кто выкапывает червячков, ищет гусениц, всяких козявок? Да все я же, я…
– Знаем мы, как ты червячков ищешь, – заметил Петух, подмигнув скворцам. – Вот в огородах гряды вскопают, насадят гороху и бобов – воробьи и налетят. Все разроют, а горох и бобы съедят. Воровством живешь, Воробушко, признайся.
– Воровством? Я?.. – возмутился старый Воробей. – Да я – первый друг человека… Мы всегда вместе, как и следует друзьям: где он – там и я. Да… И притом я – совершенно бескорыстный друг… Разве наш хозяин когда-нибудь бросил мне горсточку овса?.. Да мне и не нужно… Конечно, обидно, когда прилетят какие-то вертопрахи и им начинают оказывать всякий почет. Это, наконец, просто несправедливо… А вы даже этого не понимаете, потому что один – целую жизнь в оглоблях, другой – на цепи, третий в курятнике сидит… Я – вольная птица и живу здесь по собственному желанию.
Много говорил старый Воробей, возмущенный коварством своего друга – человека. А потом вдруг исчез… Нет старого Воробья день, нет два, нет три дня.
– Он, вероятно, издох с горя, – решил Петух. – Самая вздорная птица, если разобрать.
Прошла целая неделя. Однажды утром старый Воробей опять появился на крыше – такой веселый и довольный.
– Это я, братцы, – прочиликал он, принимая гордый вид. – Как поживаете?
– А, ты еще жив, старичок?
– Слава Богу… Теперь на новой квартире поселился. Отличная квартира… Эту уж для меня хозяин устроил.
– Может быть, опять врешь?..
– Ага, хотите, чтобы я указал ее вам? Нет, шалишь, теперь уж меня не проведешь… Пока прощайте!..
Старый Воробей не врал. Он действительно устроился. На гряде в огороде стояло старое чучело. На палке болтались какие-то лохмотья, а сверху надета была старая большая шляпа – в ней старый Воробей и устроил себе гнездо. Здесь уж никто его не тронет, потому что не догадается никто, да и побоятся страшного чучела. Но эта затея кончилась очень печально. Воробьиха высидела маленьких птенчиков в шляпе, а тут дунул вихрь и унес шляпу вместе с воробьиным гнездом. Старый Воробей улетал в это время по своим делам, а когда вернулся домой, то нашел только мертвых птенчиков и убивавшуюся с горя Воробьиху. Впрочем, она недолго пережила своих деток. Перестала есть, худела и, нахохлившись, неподвижно сидела где-нибудь на ветке целые дни. Так она и умерла с горя… Ах, как тосковал по ней старый Воробей, как убивался и плакал…
Наступила поздняя осень. Все перелетные птицы уже отправились на теплый юг. Старый Воробей один поселился в пустом скворечнике. Он скверно себя чувствовал и почти совсем не чиликал. Когда выпал первый снег и маленький Сережка выбежал на двор с саночками, то первое, что он увидел на ослепительно белом снегу, был маленький трупик старого Воробья. Бедняга замерз.
– А ведь жаль его, – бормотал Петух глубокомысленно. – Как будто и недостает чего-то… Бывало, все чиликает, везде вертится, ко всем лезет! Даже скучно стало на дворе без старого Воробья.
Баю-баю-баю…
Один глазок у Аленушки спит, другой – смотрит; одно ушко у Аленушки спит, другое – слушает.
Спи, Аленушка, спи, красавица, а папа будет рассказывать сказки. Кажется, все тут: и сибирский кот Васька, и лохматый деревенский пес Постойко, и серая Мышка-норушка, и Сверчок за печкой, и пестрый Скворец в клетке, и забияка Петух.